Расскажу я вам сейчас самую, что ни на есть быль быльную из моей жизни.

Я учился в 9-м классе и в одну прекрасную позднемайскую субботу после школы побежал к друзьям на вечеринку, понятное дело потому, что там должна была быть моя тогдашняя зазноба.

Дело было часов в 5 вечера в районе парка 75-тилетия Октября в районе хрущеб за кинотеатром Звездный.

На вечеринке народу было немного и там был мой старинный кореш Макс — он уже закончил школу, готовился идти служить в армию, куда потом и попал в ВДВ, с его то способностями.

Это был (да он жив-здоров и сейчас) парень здоровенный, от природы очень мускулистый, от природы же лысоватый и с низким голосом витязя или бандита и выглядел поэтому старше своих лет и весьма опасным, хотя по характеру очень добродушный.

К моменту моего прибытия он уже был пьян (не умеют молодые люди пить на вечеринках, они часто соревнуются кто не слабак опрокинуть стакан) и, поэтому, тих и скромен, что, согласитесь, обычно бывает как раз наоборот, но характер у Макса был очень мирный.

Я сел за стол и уже собрался воткнуть вилку в салатик, который девчонки как раз бодро и споро соорудили, как Макс зевнул…

… протяжно и громко как лев, но (!) случилось страшное — он этим зевком вывихнул себе челюсть и она как то странно не закрылась, поэтому, случилась и вся последующая история.

Сначала мы ржали, а Макс пытался поставить челюсть обратно, издавая рыкающие и хрустящие звуки. Потом мы уже пытались как то ему помочь, но быстро пришли к осознанию, что Макса надо к врачу.

СССР. Вечер субботы. Спальный район. Все пьяные, а трезвый, как всегда, я один и мне пришлось «лечь на амбразуру» и влипнуть в это приключение.

Выводя Макса из подъезда я еще не знал, что его мотает по пьяни и уже на улице с ужасом получил жизненный опыт того, что удерживать парня в два раза тяжелее меня это как направлять заблудившийся танк, наваливаясь на его бронированный бок.
Макса мотало, норовило улечься на травку, он рычал, булькал, размахивал нелепо руками, в общем, вел себя как осел.

Но самое неприятное было в том, что я был еще пацаном, в 9 классе, спросить было не у кого, где поликлиника или больница, в итоге, я потратил с Максом три часа пока выяснилось, что местная поликлиника закрыта на ремонт, местная больница не принимает с травмами, а травмопункт находится в Первой Градской, до которой пилить на троллейбусе 62-го маршрута, до которого надо сначала дойти, т.к. это не на Проспекте Вернадского, а на Ленинском.

Когда я дотащил Макса до остановки троллейбуса на Ленинском проспекте уже начало смеркаться и я сильно устал физически — расстояние то с пьяным нешуточное. Хорошо, троллейбус доехал быстро и я принял стратегически правильное решение затолкать Маска на заднее высокое (помните такие?) сиденье у окна и припереть его собой снаружи, что бы Макс не выпал в проход.

Ехать было остановок 10, Макс вел себя скромно и дремотно, так что ничто не предвещало беды… но на остановке в троллейбус зашел некий совслужащий или научный работник, судя по внешнему виду и потому, что в этом месте Ленинского проспекта на стороне в центр располагались многочисленные НИИ — Химфизики, Физхимии и так далее…

Мужчина сел аккурат на сиденье перед нами, положил пластиковый кейс на колени и я бы и не обратил особого внимания, т.к. был погружен в мысли «а где там в Первой Градской травмапункт и как его найти?», если бы Макс не издал неприятный горловой звук.

Я обомлел и догадался, что сейчас будет, и даже успел попросить «Макс не надо!», но было поздно и его вывернула на товарища с кейсом, прямо ему на левое плечо.

Я должен заметить, что товарищ с кейсом был человеком интеллигентным, то есть, мат был довольно простой и незаковыристый, что было бы иначе, если бы на его месте случился боцман или прапорщик, но все же мне было ужасно стыдно за всю ситуацию:

• за Макса, что он пьяный
• за то, что его вывернуло
• за то, что его вывернуло на живого человека
• за то, что живой человек сейчас пытался носовым платочком что-то там очистить
• за то, что платочка на это явно не хватало
• за то, что потерпевший неумело ругается
• за то, что потерпевший хотел излить злость на Макса…
• за то, что Макс очень грозный и потерпевший тут же, испугавшись громадину, замолчал и просто пошел на выход
• за то, что Макс тут же уснул…

Я пытался извиниться, что-то растеряно блеял в спину выходящего, но было поздно, да и как раз через одну или две остановки была Первая Градская.

Если вы думаете, что это конец, то ошибаетесь!

Мы вышли напротив Первой Градской, а там до сих пор какой то институт в виде небольшого небоскреба и рядом с ним подземный переход, по которому нормальные люди в нормальном состоянии переходят ПОД Ленинским проспектом, Макс, выйдя из троллейбуса, почувствовал прилив сил и, не замечая меня, побежал прямо через проспект на ту сторону, а я бросился следом спасать дурака, что бы он не попал под машину.

Мы были тут же замечены миллиционером, который от возмущения свистел так, что, наверное, чуть свисток не проглотил. Он был совсем неподалеку и подбежал к нам, когда я как раз смог остановить Макса аккурат на середине, точно на двойной линии.

Миллиционер подошел, вскинул руку в привествии и представился «здравствуйте, лейтенант милиции» и тут увидел перекошенное в буквальном смысле грязное лицо Макса и замолчал в оторопи…

Я словил момент и сразу быстро объяснил, что «товарищ мой вывихнул челюсть, ему очень больно и поэтому он бежит от боли в больницу, помогите, таишь лейтенант перевести его на ту сторону!»

Тогда слово «менты» было входу только у приблатненных или блатных, а милиция была очень даже близка с народом и лейтенант нам остановил движение своей палочкой, довел до тротуара и предложил помочь дойти, но я отказался, как показала дальнейшая ситуация, зря.

Войдя на территорию Первой Градской я понял, что погиб — это был город в городе, а времени было уже много и вокруг темно, так как, территория больницы практически не освещалась — светили только окна и то не все, т.к. «экономика должна быть экономной» — где искать тут травмапункт хрен знает, ни одной вывески, все двери закрыты, а Макс, как назло хоть и уже малость протрезвел, но все равно был еще сильно пьяный и тяжелый.

Как мы нашли травмопункт я не помню, но нашли. В окошечке мне сказали вести больного на второй этаж, кабинет 12.

Теперь, для полноты картины, расскажу, что корпуса больницы еще 19 века, но в этом корпусе строители в торец здания встроили большие окна и по лестнице мы поднимались на второй этаж в ярком лунном свете, а этом же лунном свете опустились в креслица (как в кинотеатре такие, с откидными сидушками, сокрепленные друг с другом), в том же лунном свете наблюдали поднимающегося дежурного врача в белом сияющем халате, который отпер кабинет и пригласил туда Макса.

Я остался сидеть в коридоре в том самом лунном свете и прислушивался к происходящему за дверью. А там было слышны неразборчивые слова доктора и мычание Макса. Потом раздались звуки набираемого телефонного диска, затем опять неразборчивые слова доктора… и внизу раздались тяжелые шаги…

В лунном свете ̶в̶ ̶п̶л̶а̶щ̶е̶ ̶с̶ ̶к̶р̶о̶в̶а̶в̶ы̶м̶ ̶п̶о̶д̶б̶о̶е̶м̶ два здоровенных санитара поднимались на второй этаж. Прошли, не глядя на меня мимо, открыли дверь, зашли и закрыли дверь. Ужас накатил на меня.

Замирая сердцем, я слушал происходящее за ней — неразборчивые слова доктора, мычание Макса, потом пауза, и…

… дикий рёв — не, не так, РЁВ! — раненого слона, крики и все стихло…

…в лунном свете открылась дверь кабинета и я увидел сияющего счастливого Макса, выходящего из двери как ангел и за ним доктора, мотающего рукой с укушенным пальцем, который матом высказывался на тему пропойц в субботний вечер.

Дано собирался рассказать это историю.